Когда-то давно жил на свете Вахтёр.
Вахтёр был маленький, и на носу у него каждую осень, ближе к зиме, появлялись веснушки.
К лету они исчезали - ну и что же? Летом и так много солнца. А Вахтёр любил
зиму и особенно бесконечные зимние ночи.
Это был ночной Вахтёр. Весь день он
ждал наступления Сумерек, и когда они приходили, мягко ступая по глубокому
снегу, Вахтёр доставал свечку, зажигал её, и с этого момента на вахте
начиналась ночь.
Когда начинало смеркаться, Вахтёр
ставил на огонь старый кривой чайник. Чайник вскоре начинал пофыркивать,
качаться и бормотать что-то невнятное в полутьме, и это был уже не просто чайник,
а живое существо, немного капризное, но добродушное и родное.
Сколько помнил себя Вахтёр, чайник
был всегда; ночами Вахтёр пил чай постоянно, и чайник шумел себе с вечера до
утра.
Перед заходом солнца Вахтёр обходил,
как и полагается, свой малюсенький домик, влезал даже на крышу, чтобы
оглядеться получше. И подолгу смотрел, как укутанное морозом солнышко садится
за Дальними Елями. И как путается оно в ветвях, а стылые краски леса тускнеют и
гаснут, прощаясь с уходящим днём.
Вахтёр жил один в своём домике.
Вообще-то говоря, он был один в мире и не представлял, что можно жить как-то
иначе. Он не знал, плохо ему или хорошо, и даже никогда не думал об этом, ведь
у его Одиночества не было имени. Но иногда, а в последнее время всё чаще и
чаще, в нём просыпалось странное чувство, и он начинал тосковать. Что-то
необходимо было ему, но он не понимал, о чём тоскует.
А иногда где-то в глубине начинала
копошиться мысль, что ведь должен же быть в мире кто-то ещё, похожий на него,
или пусть даже совсем непохожий, но с появлением кого...
Вахтёр не мог себе толком
представить, что было бы, если б в мире появился ещё кто-то, но эти мысли
вызывали в нем смутное беспокойство, и он старался сделать так, чтобы мысли эти
поскорее ушли.
Широкой гулкой лопатой Вахтёр разгребал
неподатливый снег и смотрел, как падают бесшумно мягкие крупные снежинки, а
вместе с ними на землю опускается покой. Или, ближе к вечеру, он выходил из
своего домика и шёл куда-то, а когда он возвращался, в мире была уже глубокая
ночь.
В домике Вахтёра был камин и
разукрашенные морозом окошки. В дымоходе по ночам завывал ветер, и Вахтёр
чувствовал, как в нём отзывается что-то на эти беспокойные звуки. В них было
что-то дьявольское, и Вахтёр часами мог слушать песни ветра и смотреть в окно.
А ещё там были часы - старые, можно
даже сказать, старинные. С маятником. Часы тихонько себе тикали, но раз в час
они оживали: раздавался бой, похожий на перезвон колоколов, поющих басом, и
Вахтёру представлялось, что он оказался на старинной городской площади, - вот
он стоит в своей ушастой шапке со свечой в руке, хотя на улице лето и день, а
люди даже не замечают его - идут мимо и толкаются.
Вахтёру становилось грустно, и он
возвращался в свой домик.
Так и сидел он ночами, и ночь
превращалась в вечность, и Вахтёр знал, что рассвета не будет. Никогда.
Однажды он сидел и смотрел на узоры
морозного окошка, за которым была фиолетовая глубокая ночь. Снаружи безмолвно
спали деревья, и тишина разлилась над миром; а в домике тикали часы, неровно
подрагивала свеча, и дружелюбно шумел чайник.
Часы пробили полночь. Тяжелые гулкие
удары сменяли друг друга в безнадёжном стремлении измерить вечность.
А когда удары стихли, в наступившей
тишине послышался вдруг шорох. Вахтёру стало не по себе. Невольно он сжался в
комочек, стараясь занимать как можно меньше места.
В углу пошуршали ещё немножко, а
потом на свет нерешительно вышла маленькая мышка и печально сказала:
- Здравствуй. Наконец-то я нашла то,
что так долго искала.
Вахтёру показалось, что её глаза
сейчас наполнятся слезами.
Но Мышь только шмыгнула носом и
покосилась на оплывавшую свечу.
Больше Мышь никогда ничего не
говорила. Ровно в полночь вылезала она из своего угла, выходила на середину
комнаты и начинала коситься на свечку, а затем, насладившись зрелищем и скрипнув
пару раз зубками, обиженно семенила домой, в тёплое уютное гнёздышко.
А Вахтёр думал: "Должно быть,
она молчит не просто так. Она знает что-то очень важное, чего не знаю я, потому
она так молчалива, печальна и одинока. Она многое повидала в жизни и о многом
передумала. Может быть, она даже постигла Истину. И она понимает меня. Но я ни
о чём не буду её спрашивать. Я сам буду искать свою Истину".
Вахтёр тоже повидал жизнь. Он изо дня в день смотрел, как садится солнце, он знал каждое дерево в
лесу и о каждой птице лесной мог бы немало порассказать.
Вахтёр всегда жил в своих фантазиях
и размышлениях. Он давно уже потерял ощущение реальности и времени.
"С ней так хорошо молчать! -
думал Вахтёр, глядя на независимую и не привязанную ни к чему Мышь. - А ведь
она тоже любит смотреть на свечу. Многое можно сказать о том, кто подолгу
смотрит на пламя свечи".
Мышь и вправду очень многое
повидала. Но она повидала другую жизнь, настоящую и жестокую.
Они жили в разных мирах.
Вахта - единственное, что объединяло их с
Мышью.
И Мышь любила смотреть на свечку, но
ещё больше она любила её грызть.
Вахтёр и Мышь вместе молчали, и это
создавало иллюзию понимания.
А Вахтёр так навсегда и остался
маленьким.